Манкурт ШАЛАКАЗАХОВ. Алматы: межкультурная коммуникация становится конфликтнее

«Культура – это не наличие носового платочка,
а отсутствие брызг изо рта…»

Людмила Щерблюк

В южной столице Казахстана увеличивается разнообразие групп населения, чьи поведенческие привычки кардинально отличаются друг от друга. В пору экономического процветания такие вещи сглаживаются нормальным уровнем доходов, который позволяет людям с разными картинами мира терпеть друг друга. Однако в период социально-экономического кризиса, увеличения безработицы, преступности, неуверенности в завтрашнем дне в обществе растут нервозность, усталость, озлобленность и агрессия. В мегаполисе, где представители разных культурных (культура понимается как механизм адаптации во внешней – социальной и природной – среде) групп спрессованы на ограниченной территории, высокая контактность общения между ними неизбежно ведет к конфликтам.

...Это был алматинский автобус 124-го маршрута. Там рядом с кабиной водителя друг напротив друга расположены сиденья по три посадочных места в каждом. На одном из сидений (если считать от кабины шофера) расположились женщина-казашка лет пятидесяти (одни про таких говорят «замотанная», другие – «надевшая хиджаб»), молодая девушка-казашка и русская бабушка. Девушка одета светски, на коленях большая сумка с покупками, над сумкой торт в положенной упаковке, а над ним она чем-то занята в «сотке».

Вдруг в какой-то момент женщина в хиджабе в довольно грубой форме стала требовать от «девушки в мобильном телефоне», чтобы та уступила место мужчине-казаху на вид максимум 45-ти лет (а в реальности может и 40), под предлогом того, что он старше. Девушка под таким давлением засуетилась, попросила русскую бабушку подержать торт (видимо, боялась вступать в контакт с наехавшей на нее теткой), сама встала уступать место.

За всем этим наблюдала стоявшая напротив сидений русская женщина лет сорока. Сначала она молчала, а потом сказала женщине в хиджабе, что та своим требованием уступить место унижает мужчину. Он же не дряхлый старик, чтобы ему молодая девушка загруженная багажом местом уступала. После этого «замотанная» разразилась тирадой о том, что это русские старших не уважают, а у казахов все не так. А сама стоящая перед нею женщина алкашка и где она оставила свою юбку (та была в джинсах)?! Казахи из автобуса стали пытаться успокаивать женщину в хиджабе, но ту уже понесло в область «дружбы народов». После фразы о том, что «русские люди второго сорта», женщина в джинсах заметила «замотанной» про уголовную ответственность по статье «за разжигание межнациональной розни». Тогда женщина в хиджабе подорвалась с места и с криками про алкашку без юбки выбежала на ближайшей остановке.

Провокаторша салон покинула, но осадок остался. Мужчина, который все-таки сел на освобожденное ему девушкой место, обращаясь к русской женщине в джинсах оправдывался, что по-казахски говорил «замотанной» о ненужности ему этого посадочного места. «Тогда зачем сели?» – спросила она его. А тот и сам не знает что ответить. «Девушка в сотке» тем временем пыталась объяснить, что она заняла сидячее место не со зла, а потому что у нее оказалось много вещей и стоять со всем этим в забитом салоне очень неудобно. Напряжение спало, однако дискомфорт до выхода из автобуса не покидал.

Я в свете вспыхнувшего на 124-ом маршрутке конфликта вспомнил, как в пору молодости так же в автобусе (на дворе было самое начало 90-ых гг.) проехал из Алматы в колхоз Жандосово. Зашел одним из первых на начальной остановке и сел на свободное место. Когда сидячие места в автобусе закончились, новые пассажиры продолжали прибывать. Вошли две женщины из каких-то кавказских этносов, одна лет пятидесяти и грузная, вторая помоложе, но не больше, чем на «десятку». Обе с довольно увесистыми сумками. Я как бывший октябренок, пионер и комсомолец встал и уступил взрослой женщине свое место.

Грузная женщина на освобожденном мною месте и пяти минут не просидела (автобус перед отправкой в путь все заполнялся). Потому что зашел мужчина-кавказец максимум лет 35-ти и она уступила ему место. Еще и сумки с собой забрала. А тот сел как с добрым утром. Причем, судя по фразам, которыми они обменялись, мужчина и эти две женщины были знакомы. Я стоял держась за поручень в полном культурном шоке. Мужчине такого возраста (если не инвалид конечно или еще какой форс-мажор) я бы даже не подумал уступать место, поэтому мне было обидно (дорога предстояла неблизкая и малокомфортная). С другой стороны, сидеть, когда рядом стоит женщина в возрасте, я тоже бы не мог. Поэтому принял ситуацию к сведению (о том, что поведенческие привычки в разных этносоциальных группах сильно отличаются) и доехал без открывания рта и выяснения отношений.

По сравнению с 90-ыми годами ситуация в Алматы стала еще более пестрой. Конкурируют не только хиджаб и мини-юбка (новое и старое, причем где новое, а где старое не сразу и разберешь). В мегаполисе появился слой казахскоязычной и одновременно вестернизированной молодежи. То есть они одеты по-европейски, могут сидеть на скамейках в публичных местах и целоваться, в перерывах забавляясь с гаджетами. И здесь же рядом «надевшие хиджаб» и парни под явным воздействием религиозного сознания в коротких штанах.

Алматы отличается большим этническим многообразием и представители разных народов в мегаполисе находятся как на выставке. То есть многие понимают, что в той или иной ситуации представляют не только себя, но и свою этническую группу, поэтому в меру сил, воспитания и сознательности заботятся об общегрупповом имидже. Тем более что этнические стереотипы вещь довольно живучая, трансформации поддаются не быстро и учитывать их при коммуникации просто необходимо. Однако когда одни считают, что в приоритете женщина, а другие что мужчина, и каждый считает себя правым, при этом общественный транспорт более комфортабельным не становится, зоны для прогулок сужаются (вырубка парков и скверов, точечная застройка) и непроизвольная плотность контактов между людьми растет – конфликтность увеличивается тоже.

В Алматы давно обозначился предел города (в смысле городской среды) по превращению его жителей в горожан. Руризация (аулизация?) усиливается, общественных туалетов больше не становится. Отсюда больше плевков и мусора на асфальте. Если бы ни обилие камер видеонаблюдения и диких штрафов за нарушение правил дорожного движения, то и на дорогах ситуация была бы еще хуже имеющейся. Рецидивы «дикого трамвая» (когда потерявший управление трамвай сносит все на своем пути) – это следствие сокращения городской среды. Потому что урбанизированная среда формируется школьными стадионами, спортплощадками, муниципальным общественным транспортом (желательно экологически чистым – трамвай, троллейбус, метро), зелеными зонами, скамейками, урнами, общественными туалетами, фонтанами…

В периоды кризисов девиантное поведение усиливается. Поэтому в Алматы станет однозначно больше всевозможных провокаторов, которые в силу устройства психики или деятельного желания подстраивать под свою картину мира окружающую среду, будут идти на конфликт. «Раскачать» благополучных горожан в комфортной среде на порядок тяжелее, чем замученных неустроенностью и озлобленностью. Не случайно уже сегодня многие жмутся к территориям больших торгово-развлекательных центров – потому что там есть охрана. В алматинском метро полиция тоже рядом. Кризис – это ведь и рост всевозможного криминала, для которого общественный транспорт излюбленное место деятельности.

Что касается городских властей, то объявления в салонах общественного транспорта с призывом уступать место пассажирам с маленькими детьми, беременным, инвалидам и пожилым людям надо продолжать. Должен быть какой-то эталон, которого придерживается государство.