Андрей ЖДАНОВ Алматы. Что было драмой, может повториться фарсом

С утра 11 мая Казнет «вздернуло» два попавших в сеть видео, на которых засняты голые люди в общественных местах. Одно место съемки узнаваемо - Алматинский международный аэропорт, где полицейские тащат волоком и заталкивают в патрульный автомобиль обнаженного парня. На другом 13-секундном видео запечатлена со спины тоже нагая и спокойно шествующая по улочке в частном жилом секторе девушка.

Как предполагают зрители этой сценки в Казнете, дама заснята где-то в одном из южных городов страны, возможно - в Алматы или Шымкенте. Многие комментаторы картинки считают, что она вышла на люди в костюме Евы с кем-то на спор. В отношении молодого человека в качестве объяснения его поведения преобладает пресловутое «весеннее обострение».

Так или иначе, но в обоих случаях возможен и эксгибиционизм (от латинского exhibeo - выставлять, показывать) - сексуальная патология, болезненная фома получения удовольствия без половой близости от демонстрации своих гениталий в публичных местах, иногда включающая мастурбацию. К особой форме подобного поведения наука относит кандаулесизм - показ незнакомым людям своего обнаженного полового партнера, а иногда и сексуальных действий с ним.

Так называемый истинный эксгибиционизм проявляется импульсивно, в неконтролируемом эмоциональном состоянии. В этом случае эксгибиционист получает наслаждение от реакции окружающих - удивления, испуга и даже отвращения с порицанием. Как утверждает психиатрия, эксгибиционистами часто становятся очень робкие, закоплексованные люди, а истоки патологии лежат в психических травмах, полученных ими в детстве. Причиной может быть также шизофрения и другие психические расстройства. Такой эксгибиционизм подлежит лечению только высококвалифицированными специалистами.

Но публичная обнаженка бывает, как выражаются врачи, и фальшивой, носящей бунтарский, хулиганский и даже восторженный характер, а также совершается под действием алкоголя или наркотиков. Например, в начале 1970-х годов многие зарубежные и некоторые советские СМИ опубликовали фото хохочущих девиц, срывающих с себя одежду на многолюдном пирсе одного из морских портов США, где встречали американских солдат, возвратившихся с войны во Вьетнаме.

Среди людей, заставлявших подозревать их в эксбиционазме, попадались и творческие, талантивые личности. Почитататели творчества Андрея Тарковского наверняка вспомнят мужика Ефима - русского Икара из пролога фильма «Андрей Рублев» (1966 год), в начале которого этот персонаж взлетает в небо на кустарном воздушном шаре с самодельными крыльями за спиной, исступленно кричит во время полета «Лечу!», а затем разбивается о землю. Так вот этого героя сыграл непрофессиональный актер, московский непризнанный при жизни поэт Николай Глазков.

Он начал писать стихи в тринадцатилетнем возрасте в 1932 году, поступил через шесть лет на филфак Московского пединститута и вскоре стал основателем неофутуристического литературного течения «небывализм». Выпустил два машинописных альманаха, за что в 1940 года был исключен из вуза, но заслужил звание родоначальника советского самиздата, поскольку ставил на своих самодельных книжках слово «Самсебяиздат».

В 1941 году по рекомендации уже тогда известного поэта Николая Асеева Глазков поступил в Литинститут, где с перерывами учился до 1946 года. Его сверстником и другом был Михаил Кульчицкий – сильнейший поэтический голос предвоенного поколения, ушедший на фронт с институтской скамьи.

По отзывам современников, Глазков фантастическим образом сочетал уникальную афористичность с халтурным многословием, возвышенную духовность с юродством. «Я сам себе корёжу жизнь, валяя дурака, - признавался он в одном из стихотворений. - От моря лжи до поля ржи дорога далека...».

 После кончины 60-летнего Глазкова в бедности и безвестности в 1979 году в литературных кругах Москвы его начали называть  «русским Омаром Хайямом». О таланте этого человека дают яркое представление опубликованные лишь после его смерти строки:

За неведомым бредущие,
Как поэты, сумасшедшие,
Мы готовы предыдущее
Променять на непришедшее.
Не тужи о нас. Нам весело
И в подвале нищеты;
Неожиданность инверсии
Мы подняли на щиты.
Куда спешим? Чего мы ищем?
Какого мы хотим пожара?
Был Хлебников. Он умер нищим,
Но председателем Земшара.
Стал я. На Хлебникова очень,
Как говорили мне, похожий:
В делах бессмыслен, в мыслях точен,
Однако не такой хороший.
Пусть я ленивый, неупрямый,
Но всё равно согласен с Марксом:
В истории, что было драмой,
То может повториться фарсом.

Читатель спросит, а при чем здесь эксбиционизм? Как рассказывал автору этих строк один из очевидцев, теплым днем периода хрущевской оттепели, то есть где-то в начале 1960-х годов, Глазков вышел из своей квартиры неподалеку от Мосвы-реки нагишом и в таком виде  дошел среди шарахавшихся прохожих до набережной.

Там его догнал молоденький милиционер и строго спросил, что происходит. В ответ Глазков строго поднес к носу стража порядка указательный палец и вызывающе произнес: «А вы знаете, кто я такой? Я - эксбиционист!»  От растерянности парнишка в форме, явно не знавший, что это слово означает, вытянулся в струнку, отдал голому поэту честь, пролепетал «Извините» и поспешил ретироваться.

Тем временем Глазков наскоро окунулся в речку, а потом в сопровождении уже трех милиционеров, державшихся, однако, от возмутителя спокойствия на удалении, неспешно вернулся домой.