Александр ГОРЯНИН. Требуется чувство исторической правоты

Российская история — по крайней мере, последних двух веков — наглядно показала, что вопросы идеологии не скоро станут у нас сугубо академическими, слишком уж круто они влияли на судьбы страны. Осознание этого факта подвело наиболее здравые политические силы к консенсусу, который можно свести к двум словам: ничего слишком. Это отвержение всех идеологических крайностей, «центризм как осознанная политическая позиция и осознанная идеология»1, дополняемый консерватизмом, социальным партнерством и, что очень важно, прагматическим подходом к законотворчеству. Такой подход сознательно исключает критерии «левизны» и «правизны» при обсуждении вносимых законопроектов, и он показал свою разумность.
Однако не все, что хорошо применительно к законотворчеству, хорошо в остальных сферах. Поскольку оппоненты «Единой России» и не думают отказываться от сугубо идеологических методов борьбы, играть с ними в поддавки нельзя. Нельзя, чтобы одна сторона непрерывно нападала, а другая почти не защищалась, будучи слишком уверена в своей несокрушимости.
Пренебрежение этим аспектом политики порождает серьезные опасности. Главная из них — дисгармония между курсом страны и ее успехами, с одной стороны, и состоянием общественного сознания, градусом самооценки общества — с другой.
Маленький пример. На пороге XXI века какое-то время было популярно мнение, что хорошим мерилом перспектив развития любой страны является быстрота развития в ней сотовой связи. Под этим углом зрения был сделан прогноз перспектив развития сотовой связи в России, а значит и российского развития вообще. Его выполнили некие отечественные эксперты, опираясь на данные социологии. Их вывод выглядел так: «Количество абонентов сотовой связи в России к 2005 году составит, согласно прогнозу, 10-15 миллионов человек»2 . Причем сразу же прозвучали и голоса, находившие такую оценку безмерно завышенной. Но когда пять лет истекли, абонентов оказалось 120 миллионов. Можно, конечно, воскликнуть: «Что же это за фантастические представления о своей стране? Как можно было промахнуться в 8-12 раз?»3 Дело, однако, в том, что прогнозов другого качества у нас почти не бывает. Наши прогнозисты — пленники атмосферы скепсиса и пораженчества, неустанно создаваемой не только оппозиционными силами и многими СМИ, но и значительной частью экспертного сообщества. Если бы эта атмосфера отражалась только на прогнозах! К сожалению, она воздействует на все аспекты российской жизни.

Происхождение пораженчества
Эта атмосфера формировалась незаметно, с первых перестроечных лет — казалось бы, полных эйфории. Она сгущалась, пока страна проходила полосу капитального ремонта без отселения жильцов, преодолевала кризис привычного образа жизни, а власть реформаторов тем временем — и в этом была одна из главных ее ошибок — практически никогда и ничего народу не объясняла. Объяснения с самого начала были отданы на откуп СМИ, недружелюбным и/или некомпетентным. Множество журналистов неустанным производством чернухи создавали алиби, как им казалось, своему лизоблюдству коммунистических времен, одновременно мстя новой России за то, что эти времена ушли. Провластные же СМИ как-то с самого начала не сложились (и это больно ударило по обществу во время событий в Чечне в 1994-99).
Зато уже с первых дней новой России бывшие номенклатурные товарищи, чьи сладкие партийные карьеры оборвались на взлете, начали рассказывать, что СССР и советскую власть обрушило ЦРУ с помощью подлого заговора. (Но не объясняли, почему народные массы не встали живым кольцом на защиту обкомов и райкомов.) Поначалу товарищи рассказывали эту басню, в основном, друг другу, потом круг слушателей стал расти. Казалось бы, пускай тешатся — мы-то помним, как было, и нас миллионы.
Это умозаключение было ошибкой. Презрение вообще плохой советчик. Не встречая возражений, фантастическая история о том, как американцы победили коммунизм, стала укореняться. Она очень понравилась за океаном. Политкорректные янки, видимо, рассудили: уж если русские сами так говорят, нам-то что скромничать? Кто-то из администрации Буша-отца даже написал книгу под названием «Победа» — чувствовать себя победителем приятно.
Однако дальше произошло загадочное: о «поражении России» постепенно заговорили наши как бы либеральные и как бы демократические СМИ. Начинали робко — с того, что «коммунисты проиграли информационную войну». Конечно, проиграли, кто бы спорил. Однако вскоре вместо «информационная» стали писать «холодная» и даже «Третья мировая». «Коммунистов» же быстро заменили на «СССР», а позже, уже совсем по-воровски, на «Россию», и делают вид, будто все так и было. То ли иезуитская манипуляция, то ли пошаговый выход подсознательного наружу.
Коммунисты, те имеют все причины говорить о поражении — не от Америки, конечно, а на сугубо внутреннем фронте. Бедняги больше не могут упиваться такими восхитительными вещами, как радиоглушилки и «характеристики от треугольника», соцсоревнование и соцреализм, железный занавес и партсобрания, Политбюро и политические статьи УК, номенклатура и спецраспределители, Главлит и свобода слова в форме газеты «Правда», шизофреническое двоемыслие и выражение «не больше килограмма в одни руки», грязь, которую мы по осени месили «на картошке», и гарантированный стукач на каждом курсе, в каждом цеху и взводе.
Но те, кто именуют себя демократами — о каком поражении России твердят они? Почему величайшее чудо ХХ века — избавление России от коммунизма — для них поражение? С кем вы, мастера культуры? Считать, что это поражение, могут только люди, полностью отождествившие себя с КПСС и КПРФ. Самостоятельное, без помощи чужих штыков (в отличие от германского, итальянского и японского случаев), одоление Россией своего внутреннего тоталитаризма — ее величайшая победа, свидетельство ее непобедимого внутреннего здоровья. Это сделала страна, исторически незадолго до этого сокрушившая фашистскую Германию. Мы (и никто больше в мире!) сумели победить два самых грозных тоталитаризма в истории — это ли не доказательство того, что мы можем всё?
Ларчик прост. Липовые демократы, о которых речь, ненавидят не коммунизм, они ненавидят Россию — одни безотчетно, другие весьма осознанно и даже не очень скрывая. Им психологически необходима вера в ее поражение — бывшее или будущее, и неважно, от кого. В былые времена они уверяли (кто себя, кто окружающих), что у них антагонизм с советской властью. Время показало, с кем у них антагонизм.
То, что «поражение России» — коронное блюдо на коммунистическом столе, понять можно. Выдать крах коммунизма за крушение отечества — это попытка сделать коммунизм и отечество синонимами. И тут с коммунистами ситуативно смыкаются конспирологи, воинствующие пессимисты, катастрофисты, паникеры и прочие капитулянты. Попробуйте на каком-нибудь сетевом форуме оспорить тезис о поражении. Вас встретит яростный отпор с разных сторон. Удаленные политические фланги единодушны: «Не отдадим наше поражение никому!». «Давайте признаем, что нас отымели!» — молит член Общественной палаты, писатель и ресторатор Липскеров Д.М.
У России довольно много соперников, которые будут страшно рады, если мы и впрямь почувствуем себя побежденными, усвоим психологию неудачников, жертв неодолимых тайных сил, если у нас опустятся руки и все остальное. Они будут ликовать, если будет сломлена наша воля к действию. Не дождутся.

Несколько цитат
За последние годы с разных высоких трибун не раз звучали полностью адекватные оценки демократических перемен, преобразивших нашу страну. «Россия за последние 15 лет совершила чудо. Еще два десятилетия назад казалось, что вырваться из тоталитарной западни невозможно в принципе. Россия вырвалась…» (Борис Грызлов, Политический доклад на V съезде «Единой России» 27 ноября 2004). Не потерпела поражение, заметьте, а совершила чудо.
Судьбоносным видит тот же период и Владимир Путин. На траурном приеме в связи со смертью Б.Н.Ельцина он напомнил, что в годы правления первого российского президента удалось «побудить к поистине историческим переменам Отечество и преобразить тем самым мир». Проигравшим не дано преобразить мир, это удел победителей.
Однако на фоне постоянно мусолимого «поражения России» эти и подобные слова всякий раз оказывались настолько непривычны для ушей российских журналистов, что никто и не подумал их подхватить. (Кстати, это к вопросу об «управляемой» российской прессе, якобы ловящей каждое слово «начальства».)
Процитирую еще вице-спикера Государственной Думы Олега Морозова: «Сейчас в российской политике два лагеря: один — это партия исторического успеха, другой — исторического поражения». К сожалению, первый лагерь все никак не обретет полноценный голос — по крайней мере, обращенный вовне. Другой же лагерь, хоть и не остается неизменным, но, даже видоизменяясь, сохраняет свой пораженческий вектор.
Реформаторы 90-х — те самые, что никогда ничего не объясняли — сегодня дозрели до объяснений. Лучше поздно, чем никогда. «Если вы думаете, что это американцы нам навязали демократию в том виде, в котором она возникла в 1990-1991 гг., то это неправда. Мы сами выбрали этот путь, американцы играли в этом последнюю роль и будут играть последнюю» (Егор Гайдар, «Smart Money» № 26, 16 июля 2007). Но реформаторов 90-х сегодня и подавно не принято слушать. Негативное отношение к ним давно уже стало хорошим тоном не только у левых, что понятно, но и у якобы правых.

Чудо Преображения России
Позиция «Единой России», которая не обязана разделять ответственность за ошибки и упущенные возможности девяностых, по-человечески понятна. Но «Единая Россия» в любом случае обязана быть наследницей победоносной антикоммунистической (антитоталитарной, если угодно) революции 1989-1993 гг., иной вариант просто невозможен.
Эта революция была совершена не в подражание чьему-то образцу: страна вернулась к цивилизационному выбору, который оставался неизменным от Крещения Руси до 1917 года, вернулась к своему «я». Семьдесят советских лет на фоне двенадцати веков русской государственности — краткий эпизод, хоть он и заслоняет нам почти всю остальную нашу историю.
Многим тяжело смириться с распадом СССР. До сих пор почему-то мало кто понимает: тащить СССР в ХХI век России было уже не по силам. По переписи населения 1926 года в Узбекистане насчитывалось 4 миллиона населения, сегодня — 28 миллионов, а в 2050-м будет 60 миллионов. И это один Узбекистан. Каждая из советских республик была на излете советского строя уже «отрезанным ломтем». Их народы дозрели до своей самостоятельной судьбы, мы искренне желаем им счастья и удачи.
Приходится напоминать еще об одном факте: к 8 декабря 1991 года (день подписания Беловежских соглашений) все республики СССР, кроме Казахстана, уже провозгласили свою независимость. Потомки когда-нибудь оценят христианскую мудрость и политический инстинкт российского народа, с миром отпустившего все республики вчерашнего СССР. Ни одной из четырнадцати новых стран не пришлось вести войну за независимость. Пример Югославии показывает, что бывают куда более ужасные сценарии раздела. Причем и югославский не предел. Поэтому не надо горевать о почти бескровно распавшемся СССР, хотя на личном уровне это была драма миллионов людей (включая автора этих строк), а для многих и трагедия.
И, разумеется, это было тектоническое потрясение для всей глобальной геополитики, для самих основ сложившегося к тому времени мира. Всякая революция должна быть своим главным истолкователем, а мы всё стесняемся с истолкованием. Застенчивость победителей позволила проигравшим, по сути, монополизировать интерпретацию всего происшедшего в последнее двадцатилетие. Их трактовки, не встречая отпора, стали привычными, что есть уже почти согласие. Человеку присуще свыкаться с самыми идиотскими оборотами речи: «остров Свободы», «лицо кавказской национальности», «две большие разницы». Точно так же примелькались «поражение в холодной (или Третьей мировой) войне», «беловежское предательство», «расстрел парламента» или вопросы типа: «А что, собственно, мы празднуем 12 июня?», сравнения с советским временем как с утерянным раем, демонизация 90-х и прочее в том же духе. Когда виднейший деятель правящей, пропрезидентской партии требует восстановить памятник Дзержинскому, он тем самым отрицает революцию 1989-93 годов, чьим звездным часом было низвержение этого памятника — событие не менее символичное для России 1991 года, чем взятие Бастилии для Франции 1789-го. Другой видный член этой партии не видит нужды в праздновании Дня России — нашего главного, наряду с Днем победы, государственного праздника. Негласное принятие трактовок политических оппонентов прямо поощряет давно идущий процесс ползучей делигитимации новой России и ее общественно-политического строя. Мы постоянно видим, особенно на среднем и низовом уровне, как люди, являющиеся частью этого строя, состоявшиеся в рамках Конституции 1993 года, проговариваются, что считают этот строй возникшим в результате поражения, предательства и «расстрела». То есть, как минимум, не вполне законным! Этот процесс опасен сам по себе, но особенно опасным он может стать в ситуации неожиданных потрясений. Его необходимо решительно остановить. Победители все не решаются сказать ясно и громко: на рубеже 90-х произошло чудо Преображения России. Наша родина освободилась из плена жестко умозрительной утопии, придуманной в Западной Европе двумя кабинетными начетчиками — Марксом и Энгельсом (мерзкими русофобами к тому же).
Насаждение утопии обошлась народам России невообразимо дорого. Миллионы людей были уморены голодом, убиты в расстрельных подвалах и на «полигонах», замучены в концлагерях и на гиблых рудниках, в тундре и глухих поселениях, закопаны в вечной мерзлоте. Была срезана под корень историческая Россия с ее крестьянством, аристократией, казачеством, купечеством, промышленниками, духовенством, интеллигенцией, земством, дворянскими гнездами, монастырями, уникальным асимметричным устройством, Серебряным веком и самыми высокими в мире темпами развития. Коммунистическая утопия тяжко травмировала душу и нравственность народа, но, к счастью, так и не смогла пересилить «сопротивление материала» — ни во времена коллективизации, ни во времена «бригад коммунистического труда». Преимущественно безотчетное, но непрерывное народное сопротивление противоестественному проекту отразило процесс постепенного тканевого отторжения Россией коммунистического тоталитаризма по причине ее с ним биологической несовместимости. (А вот смогла ли бы, к примеру, Германия преодолеть свой тоталитаризм сама — большой вопрос. Гитлеру, чтобы стать полным хозяином страны, не потребовалась пятилетняя гражданская война. За считанные месяцы он радикально изменил Германию при полном восторге ее населения.)

Что-то неладное с духом нации
Почему победители медлят дать идеологическое обоснование самим себе, повторюсь, понятно — они опасаются поляризации общества, не хотят оттолкнуть часть избирателей (хотя привлекли бы другую часть). Срабатывает страх перед словами. Поляризация, противостояние, раскол — сильные слова. Но они обозначают явление, нормально присущее любому обществу. Достаточно посмотреть, как ликуют одни и рыдают другие наутро после выборов в большинстве стран. Раскол по множеству поводов налицо и в России, не надо себя обманывать. Беспрерывные атаки в оппозиционной прессе, особенно сетевой, на «правящий режим» (подзабыли, бедняги, что такое «режим») — это ли не свидетельство вполне реального раскола?
Мало кто осознает, что у России наших дней, при всем многообразии ее проблем, лишь одна является по-настоящему тяжелой. Хотя не все даже назовут ее. Эта проблема психологическая, остальные на ее фоне сравнительно легко решаемы — особенно если будет решаться она. Речь идет о нашей подорванной вере в себя, о навязанной нам преуменьшенной самооценке, пониженном самоуважении. Когда дух нации низок, она подобна организму с разрушенной сопротивляемостью, что по-научному зовется иммунодефицитом. Когда он высок, никакие трудности не страшны, любые цели достижимы.
Сегодня дух нации ниже, чем был 15 лет назад, как это ни дико звучит. Конечно, 7-8 лет назад он был еще ниже, и это немного утешает. Перенесись кто-то из нас сегодня в первую половину 90-х, он схватился бы за голову: как нам удалось это пережить? А удалось потому, что бывшие преподаватели «научного коммунизма» и отставленные от власти либералы еще не успели внедрить в массовое сознание миф о «поражении России». Большинство российского народа еще жило с ощущением победы над коммунистическим монстром и с верой: «еще немного, еще чуть-чуть…». Напомню, в самой тяжкой фазе «шоковой терапии», на фоне кризиса привычного образа жизни, обесценивания вкладов, остановки предприятий ВПК (т.е. половины промышленности), немыслимых цен в «коммерческих» магазинах и пустых прилавков во всех прочих, в стране прошел референдум о доверии курсу Ельцина (25 апреля 1993 года) и президент получил 58,7% голосов. С нынешним уровнем духа мы 90-е годы не одолели бы.
Не одолели бы несмотря на выросший с тех пор в разы уровень жизни. Несмотря на то, что приватизация жилья за считанные годы сделала три четверти населения России владельцами и совладельцами недвижимости. Стоит напомнить, что это было крупнейшее социальное благодеяние власти по отношению к народу за все века русской государственности. Никогда в истории у нас не было столько богатых по формальным меркам горожан, как сегодня: ведь большинство из них живет в принадлежащих им квартирах! Когда вы рассказываете об этом в Берлине, где в собственных квартирах живет 16% населения, а 84% снимают жилье, у людей лезут на лоб глаза.
И никогда в истории Россия не строилась так, как сегодня, этот процесс идет с начала 90-х. Бум частного строительства почти целиком ускользает от Росстата, но даже по его данным обеспеченность жильем выросла на 31% по сравнению с советским временем (с 16,2 до 21,3 м² на человека). Благодаря «дачной амнистии» полноценной собственностью становятся 22 миллиона участков земли (не только дачных) с постройками на них — в дополнение к почти 9 миллионам, оформленным в собственность до «амнистии». Считая вместе с членами семей, этот вид приватизации охватит 100 миллионов человек.
Можно вспомнить и про то, что автомобили имеют уже более 50% семей, про выросшее в 2,5 раза по сравнению с советским временем число студентов, про удвоившееся число названий издаваемых книг (а газет и журналов — в полтора раза). Вспомнить, что 17 миллионов российских граждан в год посещают только дальнее зарубежье, что в столицах и провинции стало значительно больше музеев (в 2 с лишним раза) и театров, возродилось отечественное кино.
Но для не желающих видеть все это как бы ничего не значит. Внешне разумные люди, срываясь на крик, доказывают вам, что в 1991 году произошла национальная катастрофа, что они (все, как на подбор, новые собственники) бессовестно ограблены. Второго июля автор этих строк участвовал в часовой передаче «Ничего личного» на ТВЦ (3-й канал), где обсуждался вопрос «Оправдана ли ностальгия по советскому времени?». 69% аудитории ответили на него утвердительно — вопреки доводам четырех (из шести) участников, ведущей и обоих экспертов.
Сегодня шофер такси убежденно расскажет седоку, как Клинтон нанял «демократов» сократить население России до 15 миллионов («обслуживать трубу») и этот план тщательно выполняется. В воронежской глубинке молодая учительница поделится с вами секретом, что страшный Чубайс продал все российские черноземы на метр в глубину на вывоз китайцам — правда, это будет через пять лет, пока готовят технику. В стране, где подобный вздор не отметается со смехом еще до окончания фразы, что-то неладно с верой в свое государство.
Интернет буквально лопается от злобных и преимущественно фантастических обвинений в адрес власти, и это не пустяк. 38 миллионов российских пользователей интернета — самая активная часть общества4. Возможно, выборный цикл декабря 2007–марта 2008 окажется последним, на исход которого решающее воздействие еще окажет ТВ. Уже следующие выборы будут определяться Рунетом в той же степени, что и телевидением, а если он будет расти со стремительностью сотовой связи, то может оказаться фактором номер один.
По законам заколдованного круга атмосфера пораженчества медленно, но верно увеличивает число тех, кто отвергает фундаментальные основы Новой России5. За кого они проголосуют завтра?

Пора определяться
Наша идеологическая уклончивость создает нам совершенно ненужные внешнеполитические проблемы. Целому ряду своих соседей мы дали повод изображать Россию государством защитников тоталитаризма.
Когда та или иная страна требует от нас извинений и покаяний за «русскую оккупацию», самое правильное было бы ответить, что мы все в равной мере были под оккупацией, под коммунистической оккупацией — и русские, и латыши, и грузины, и поляки, а коммунистическая утопия, так дорого обошедшаяся народам бывшего СССР и Восточной Европы, была их совместным деянием и совместной ошибкой. Приведу слова Леонида Кучмы, сказанные им в бытность президентом Украины: «Советский большевизм был нашим совместным творчеством, совместным наивным и злосчастным порывом к светлому будущему» («Украина — не Россия», М., 2003, с. 124).
Леонид Кучма пишет далее: «Большинство украинского народа, точно так же, как и большинство русского народа, дало себя увлечь красивой сказкой про “землю — крестьянам”, про “фабрики — рабочим” и про то, что “владыкой мира будет труд”» (там же, с. 122-123). Возражая популярной среди украинских историков концепции об удушении в 1917-1920 гг. украинской свободы Россией, Леонид Кучма пишет: «Исторические факты не позволяют заключить, что мой народ был побежден, сдался и подставил шею под “большевистское московское ярмо”» (там же). Нет, он вошел в капкан «с верой в скорое светлое будущее, с надеждой на правду и справедливость… Украина проявила не покорность и смирение, а доверчивость. Эта доверчивость стоила ей тяжких десятилетий несвободы — как и России» (с. 124). Леонид Кучма говорит только об Украине и России, но его подход вполне универсален — достаточно пробежать список тех, без кого утопия могла не состояться: Сталин, Берия, Микоян, Карахан, Нариманов, Амангельды, Султан-Галиев, Антонов-Овсеенко, Крыленко, Дыбенко, Пархоменко, Щорс, Боженко, Буденный, Щаденко, Фрунзе, Котовский, Лацис, Смилга, Вацетис, Стучка, Лацис, Петерс, Берзин, Эйхе, Корк, Путна, Кингисепп, Дзержинский, Менжинский, Куусинен, Бела Кун, Дундич, Димитров — и так далее до бесконечности.
Оберегая свои отношения с Украиной, нам стоит еще раз взвесить свое отношение к голоду 1932-33 годов или «Голодомору», как его принято там называть. Этот голод, вызванный насильственными изъятиями зерна у крестьян, прокатился по всем хлебосеющим районам СССР, это была общая трагедия; заготовители, силовое обеспечение и активисты были из местных. Главной житницей страны была в то время Украина, поэтому самая обильная «жатва скорби» собрана там. Против чего тут можно возразить? Нам негоже говорить об этой трагедии как о надуманной проблеме, такая позиция выставляет нашу страну адвокатом и наследником красных бесов, без жалости уморивших миллионы людей, дает козыри антироссийским силам на Украине.
Мы только выиграли бы, признав преступления, совершенные властью, которую сами же упразднили. Россия сама спросила бы с этой власти за многое — за гораздо большее, чем все остальные страны вместе взятые, но спрашивать уже не с кого. Ни одну страну нельзя судить вне контекста времени и по более поздним, не имеющим обратной силы, законам, но если в нас видят сталинистов, с нас пытаются спрашивать как со сталинистов .
Да и напряженность в наших отношениях со странами Запада в последние годы нередко возникала из-за убежденности другой стороны (искренней или нет), что наши базовые ценности носят тоталитарный характер. В действительности, наши базовые ценности практически совпадают с общеевропейскими (мы расходимся, кажется, лишь в своем отношении к однополым бракам), но в нас видят опасных нео-большевиков, которым нельзя доверять. Особенно заметно это в российско-американских отношениях. При всех возможных оговорках приходится признать: в политике США силен этический элемент, и пока им в нас мерещится двойственность, нормальных отношений у нас не будет. И это сейчас, когда России и Западу так необходимы новые подходы, чтобы вернуться наконец к вопросам стратегического партнерства и взаимной интеграции!
Подведу итог. Идеологическая невнятица всегда приводит к дефициту чувства исторической правоты. По моему убеждению, пока большинство наших сограждан не проникнется горделивым сознанием свершившегося чуда Преображения России, не ощутит себя наследниками победы над тоталитаризмом, атмосфера пораженчества никуда не денется, страна будет жить с ущербным ощущением жертвы и «лузера», и это может иметь предсказуемо неприемлемые последствия в достаточно близком будущем.
1 См. статью председателя партии «Единая Россия» Бориса Грызлова в настоящем сборнике.
2 Интерфакс, 22.02.2000 .
3 Для справки: ныне число зарегистрированных в России номеров сотовой связи давно превысило официальное число жителей страны (которое, правда, тоже заведомо выше учитываемого Росстатом).
4 Даже сообщение о росте числа пользователей интернета можно составить в пораженческом духе: «Согласно Левада-центру, доля россиян, которые не имеют возможности общаться с миром и узнавать новости через интернет, постепенно сокращается – с 80% два года назад до 73-х» («Эхо Москвы», новости 12:33 05.08.2007). Нормальный человек скажет, что число «имеющих возможность» выросло с 20 до 27%. Бог им судья. Важна цифра 27%, это 38 миллионов душ.
5 По данным ВЦИОМ, за время, прошедшее после распада СССР, отношение россиян к Октябрьской революции заметно улучшилось. Если на закате перестройки лишь пятая часть общества считала, что революция дала толчок социальному и экономическому развитию страны, то сейчас в этом убеждена уже треть населения. Правда, среди молодежи популярность этого события много меньше, чем среди представителей старших возрастных групп. Растет число граждан, отрицательно воспринимающих Декларацию о суверенитете 12 июня 1990 года. 38% респондентов считают, что ее принятие навредило России, хотя несогласных с такой точкой зрения пока больше (41%).
6 Российское правосознание и впрямь осталось расщепленным, что видно на следующем примере. Начиная с 1990 года было принято несколько указов, а затем и законов о реабилитации жертв тоталитарного режима. Но их логика была такова: если кто-то был расстрелян как шпион, «враг народа» и т.д., а на самом деле таковым не был, он подлежал реабилитации («необоснованная репрессия»). Если же он действительно боролся против тоталитарной власти, то реабилитации не подлежал!

Источник: сайт cscp.ru